— Обычное дело — даже не улыбнулся я — Куча народу так существует, а те, которые в газетах работают — почти все такие.

— Это да — согласился Барон — Хотя этот отдельная песня, поверь. Тут такая беда, что клейма ставить некуда.

— А гражданка при нем? — полюбопытствовал я, поморщившись. Упомянутая дама, все так же прикрывающаяся рукой, вновь облилась редкостно вонючей жижей известного происхождения — Она кто?

— Помощница и редактор — пояснил Сэмади — Так сказать — и в посмертии рядом. Но вообще я сейчас реализовал некую высшую справедливость, поместив их после кончины туда, куда они окунали других при жизни. Согласись — есть в этом что-то сакральное?

— Не без того — признал я — А чего она все рукой прикрывается?

— Я приказал — Сэмади кинул в рот орешек — И поверь — если даже мертвые на что-то смотреть не могут, то живым этого точно лучше не видеть.

Забавно, это что ж там такое? Впрочем — какая разница. Что я, зомби не видел?

— Как скажешь — сказал я Барону — Да и не до того мне нынче, дел за гланды. Я к чему это говорю — мы вроде как сегодня собирались наведаться в одно очень укромно запрятанное место?

— Есть такое — подтвердил Самэди — Собирались.

Не понравилась мне эта фраза, было в ней что-то неправильное, если точнее говорить, то за ней должно было последовать... Впочем, сразу и последовало.

— Вот только одно 'но' есть — лениво произнес Сэмади — Надо нам с тобой прежде кое о чем договориться.

— О чем именно? — ну что — все как всегда. Никто ничего бесплатно делать не хочет, любому всегда что-то да надо от меня. Все в один голос только и твердят — 'дай, дай' и хоть бы кто-нибудь сказал: 'На'. Ну, кроме Седой Ведьмы, хотя и та наверняка меня облагодетельствовала с дальним прицелом.

— Я помню, что тебе надо пройти в урочье Белого Пламени и готов отвести тебя туда — Барон повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее — Более того — я знаю, что ты будешь искать и другие места, вроде этого, и берусь тебе помочь и с ними. Но за это ты должен поклясться мне в том, что вернешь в этот мир Чемоша, моего отца.

— Ты сын Чемоша? — невероятно удивился я. Нет, некая связь между ними для меня не была новостью, но я так думал, что они учитель и ученик.

— Не по крови, но по духу — наставительно произнес Барон — А такие вещи — они посильнее кровного родства.

— Слушай, а как я его верну? — вот здесь я просто-таки не знал, что делать — Понимаешь, я же не для забавы ищу это место, у меня есть некая цель...

— Цель твоя мне понятна — успокоил меня Барон — Хотя я ее и не одобряю, но у каждого есть право на совершение глупостей. Не волнуйся, твоя цель останется приоритетной и если будет стоять вопрос о том, что в этот мир из Великого Ничто сможет вернуться только кто-то один — потаскуха Месмерта или великий делатель Чемош, то пусть в него снизойдет она. Но если будет шанс вытащить сюда обоих — то ты должен будешь сделать то, что я у тебя прошу. И этот туда же. Причем не скажу, что я этого ожидал, мне казалось, что его вполне устраивает независимость.

Надо отметить, что конкуренция возрастает и количество почитателей богов, лоббирующих их интересы тоже. Мессмерта, Чемош, Тиамат, Лилит — и за каждого кто-то да замолвил словцо. Плюс мой личный бог, Витар, о котором я даже не вспоминаю в последнее время. Кто еще? Вроде все. Но это только пока, не удивлюсь, если появятся и другие просители.

А ведь он меня по сути оставил без выбора, при этом соблюдая демократичность. Да, я могу сказать 'нет', развернуться и уйти, доказав при этом самому себе что я не бесхребетен, что у меня есть свое мнение, что я не плыву по течению и, наконец, — у меня есть яйца. Могу. Но зачем? Сознательно усложнить себе же самому дорогу к цели, которая мне, по сути нафиг не нужна? Какая мне разница — один бог сюда притащится или их из ниоткуда целый выводок выползет? Момент прихода богов — последнее, что я увижу в этой игре, поскольку после этого мои дела в ней закончатся. И что тут будет происходить дальше — мне безразлично.

Да, прямо сейчас меня опять используют, точнее, поскольку Сэмади не живой человек, а компьютерный персонаж, меня ставят в ситуацию выбора, чтобы посмотреть, что я предпочту — остаться независимым и предпочесть самому влиять на ситуацию, правда при этом поставив себя в заведомо сложные условия или же согласиться на то, что я залезаю в очередные игровые долги, которые непременно придется платить, зато за это мне откроется короткая и удобная дорога к цели.

Нет, кто-то другой на моем месте, кто-то, кто в своих мечтах видит себя супергероем, непременно крикнул что-нибудь вроде:

— Нет, не бывать этому, леший меня побери сто одиннадцать раз!

И устроил бы бунт, и пошел бы длинной и трудной дорогой, и преодолевал бы, и боролся бы, и...и...и...

Но не я. Почему? А зачем? Ну вот просто вопрос — зачем? Практический смысл этого бунта и борьбы в чем? Борьба борьбы с борьбой? Ради нее же — борьбы? Вот прямой путь, вон в его финале приз в виде окончания этого самого пути — что мне еще желать? Синей птицы свободы? Так нет ее, этой свободы, нет вовсе. И не только в игре нет, ее вообще нет. Нигде.

Любой из нас связан тысячами и тысячами мелких, средних и толстых невидимых веревок, и чем старше мы становимся, тем больше становиться и их. В какой-то момент веревки вообще перестают назваться именно так и начинают назваться 'путы'. Причем заметим, в девяноста процентов случаях к ним можно добавить слово 'добровольные'. Просто потому что ты их выбираешь сам.

Ты же сам себе выбираешь друзей? Женщин? Стезю? Образ жизни? Образ мысли? Сам. И сам потом тащищь за собой этот груз, поскольку все это обязывает тебя к определенным действиям и в какой-то момент слово 'могу' переходит в состояние 'должен'. Девушка забеременела? Женись. 'Ты же мне друг, помоги' — и куда ты денешься? Помогай. Устроился на работу — соответствуй. И так день за днем, год за годом... Вроде бы мелочи, вроде бы ты в любой момент можешь распрямиться и сказать — 'А пошли вы все, ухожу я от вас, уезжаю, улетаю, уплываю...'. Можешь. Но не скажешь. А если и скажешь — то только зеркалу в ванной, когда вода шумит и тебя не слышно. Ну, может добавишь еще 'Как же это все достало'.

Вот это все и создает то, что называется 'твоя жизнь'. И никогда ты не станешь её менять, поскольку в ней все устоялось, в ней ты уже всего достиг и сил на рывок из нее просто нет. И на то, чтобы создать новую жизнь сил тоже нет — ты их уже израсходовал. Так что пошепчи у зеркала в ванной, натяни на лицо улыбку и живи дальше. Бери то, что доступно, живи так, как тебе удобно и не рвись из всех жил — оно того не стоит. При жизни героев и гениев таковыми не считают, их считают безумцами, поскольку они всем мешают, а после смерти тебе уже будет все равно — помнят тебя или нет.

Так что, господа и дамы, вы можете идти дорогой побед и поражений, а я пройду кривой лесной тропиночкой. И посмотрим потом, на финише, кто первым придет, при этом еще и с наименьшими потерями.

А если мои мысли кажутся кому-то крайне неприглядными и склизковатыми... Подойдите к зеркалу и посмотритесь в него — так ли я неправ? Или вы всегда и всем говорите правду, поступая так как должно, смело и отважно двигаясь по жизни путем чести? Так в чем же наше отличие? Только в том, что я говорю об этом, а вы нет?

— Ну, какое решение принял? — поторопил меня Сэмади — У меня сегодня еще кое-какие дела есть, я не могу до рассвета ждать ответа от тебя.

— Идет — кивнул я — Если будет шанс вытащить из Великого Ничто еще одного бога, то это будет Чемош.

— Нет-нет — Сэмади слез с кресла и подошел ко мне — Так не пойдет. Дело это серьезное, нешутейное — о богах речь идет, не о хрене собачьем. Тут нужна клятва, и не абы какая — а на крови.

— Фиг — немедленно возразил я — На крови клясться не буду.

Если я чего и усвоил из своих последних приключений, так это то, что кровь для мертвых — это святое и давать им ее в руки всегда верх глупости.